File:Sandarmoh1116.jpg

Memorial plate at Sanraemoh, Karelia Russia; place where $10^5$ victims had been killed by the Soviet fascists since 1934 to 1941.

Здесь, в урочище Сандармох, месте массовых расстрелов, с 1934 по 1941 годы убиты свыше 7 тысяч ни в чём не повинных людей: жителей Карелии, заключённых и спецпоселенцев БелБалтлага, узников Соловетской тюрьмы. Помните о нас люди! Не убивайте друг друга!

Image by Akirama ^[1]

Original filename: https://i0.wp.com/www.akirama.com/wp-content/uploads/2017/05/1116.jpg?resize=640%2C400

Description

В конце августа – начале сентября 1937 г. в Соловки были дополнительно откомандированы оперуполномоченные с мест (в том числе из Ленинграда). Был размещён на острове 126-й отдельный конвойный батальон. Наконец, из 10-го отдела ГУГБ прибыла оперативная бригада во главе с майором госбезопасности В. М. Круковским. Начался отбор имён для подачи материалов на Особую тройку УНКВД ЛО. Подчиненные Раевского отбирали кандидатуры, на каждого заключённого составлялись краткие справки по имеющимся данным – приговорам, меморандумам и соловецким агентурным донесениям. Никакого следствия и проверок материалов не проводилось. Затем для солидности справки группировались по видам «контрреволюционной деятельности». В сентябре работа была закончена.

Круковским и Раевским списки сначала докладывались высшему руководству НКВД. Затем Раевский и другой помощник Апетера, ст. лейтенант госбезопасности А. Я. Дуккур, отвезли справки в Ленинград, для доклада Гарину. 1 октября 1937 г. Гарин поставил на справках визы «ВМН» (высшая мера наказания).

9, 10, и 14 октября 1937 г. Особая тройка утвердила протоколы № 81–85 с решениями о расстреле 1116 соловчан. 84 справки были до поры отложены.

Директива НКВД предписывала: «Приговора приводятся в исполнение специально отобранным начальствующим и надзорсоставом тюрьмы ГУГБ под личным руководством начальника тюрьмы или его помощника по оперативной части». Но в Соловках никогда не было таких массовых расстрелов, к тому же у Апетера и Раевского не было соответствующего опыта. Может быть, поэтому в Москве решили, что расстрелы надо провести в более надёжном месте, в Медвежьей Горе, центре Белбалтлага и Белбалткомбината, частью которого Соловки были с 1933 г. Расстреливать должны были ленинградцы. Заковскому и его заместителю М. Я. Состэ, ведавшему вопросами расстрелов и захоронений в частности, предстояло решить «техническую» сторону вопроса. В это время в Административно-хозяйственном управлении УНКВД ЛО было четверо основных исполнителей приговоров: комендант А. Р. Поликарпов, его заместители Г. Л. Алафер и П. Д. Шалыгин, а также зам. начальника АХУ М. Р. Матвеев. Все они были расстрельщиками с большим опытом; 29 ноября 1936 г., наряду с московскими палачами, они были награждены Постановлением ЦИК СССР орденами Красной Звезды «за особые заслуги в борьбе за упрочение социалистического строя».

Главного из них, Поликарпова, посылать было нельзя – он практически ежедневно отвечал за получение осужденных из тюрем и приведение приговоров в исполнение. Остановились на самом опытном, старшем по званию и должности – капитане госбезопасности Матвееве. В расстрелах принимал участие с 1918 г.

16 октября Матвееву выдали удостоверение о командировке «в район ББК для выполнения специального поручения УНКВД ЛО», предписание о расстреле 1116 соловчан, вторые экземпляры протоколов Особой тройки УНКВД ЛО и отправили в Кемь.

Матвеев побывал в Кеми, Медвежьей Горе, вернулся в Ленинград и доложил, что выбранное место совершенно не подходит по условиям конспирации. Заключённых предстоит доставлять со станции в деревянный изолятор 3-го отдела ББК, а потом за 16 километров возить по оживлённому Повенецкому тракту в лес. Однако изменить заранее определённые условия было невозможно. Как объяснял впоследствии Матвеев, Заковский и Состэ предложили ему использовать как холодное оружие деревянные дубинки-колотушки наподобие боржомной бутылки. (Начальник 3-го отдела Белбалткомбината Г. В. Астров говорил своим подчинённым, что в Ленинграде все ездят с колотушками.) Во главе опербригады из 12 человек Матвеев прибыл в Медвежью Гору. В качестве помощника с ним прибыл Алафер.

Опербригада Ленинградского управления НКВД отвечала только за конвоирование и расстрел в Медвежьей Горе. За доставку заключённых из Соловков отвечал командир 225-го Ленинградского конвойного полка Г. П. Фриновский. По маршруту в Кемь убыли последовательно: 23 октября – с заданием «по сопровождению заключённых» большой конвой из 37 человек 3-й роты 225-го полка (начальник – техник-интендант 1-го ранга Ошмарин).

25 октября с тем же заданием три команды 51-го железнодорожного полка, приданного 225-му полку на время проведения репрессивной операции (начальники – командиры отделений Рогожин, Сорокопудов, Липихин).

27 октября – комполка Фриновский.

28 октября – политрук дивизиона 51-го железнодорожного полка Лычагин. Может быть, выезд Фриновского и Лычагина были связаны с усилением работы по конвоированию после инцидента с нападением на конвоиров в первый день расстрела . Первая партия соловчан, официально «подлежащих отправке в лагеря», состояла из пяти этапов со своими этапными списками, соответствовавшими протоколам Особой тройки УНКВД ЛО № 81–85. Соловецкий кремль этапы покинули практически одновременно (недаром впоследствии их вспоминали как «большой этап»), в КемПерпункт их переправили на баржах. Из Кеми в Медвежью Гору этапы были отправлены разновременно: 21, 22, 28, 29, 31 октября 1937 г.

К 1937 году места расстрелов заключённых и трудпоселенцев Белбалткомбината постепенно отдалялись от Медвежьей Горы. Расстреливали обычно в лесу вдоль Повенецкого тракта. Когда было избрано место расстрела близ урочища Сандармох, неизвестно. Во всяком случае, теперь известно, что с началом репрессивной операции в 1937 г. расстреливать возили за 16 километров. Это место и предъявляли Матвееву местные чекисты для осмотра. Медвежьегорская (Медвежьегорско-БелБалтлаговская) опербригада для проведения массовых расстрелов была создана в августе 1937 г. – всего около 30 человек из 3-го отдела ББК, включая некоторых бывших заключённых и даже заключённых с неотбытым сроком. Одни отвечали за подготовительные работы в лесу (рытьё ям, костры), другие – за вывод обречённых из камер изолятора и связывание верёвками, третьи – за конвоирование, четвертые – за приведение приговоров в исполнение. Ещё были шоферы и проводники служебных собак. У всех отобрали дополнительные подписки об обеспечении строжайшей секретности. В распоряжении опербригады были две грузовые машины для перевозки заключённых к месту расстрела (трёхтонки, видимо, ЗИС-5) и одна легковая. Приговоры в Медвежьей Горе в это время чаще других приводили в исполнение начальник 5-го отделения (по борьбе с побегами) И. А. Бондаренко и зам. начальника 3-го отдела А. Ф. Шондыш. На легковой машине обычно ездил старший из начальников, принимающих участие в расстрелах. Спецработы шли за дополнительную оплату, от 180 рублей за лесные работы, до 240 рублей шофёрам и конвоирам. Исполнители приговоров, видимо, получали больше. Во всяком случае, известно, что Бондаренко однажды получил премию в 250 рублей.

По прибытии ленинградской опербригады, к ней была придана медвежьегорская. В число обычных средств, которые использовались в Медвежьей Горе для операций по приведению приговоров в исполнение, входили верёвки для связывания, верёвочные петли и тряпки (полотенца) – для придушивания или удушения сопротивлявшихся или кричавших. Избивали руками, ногами, оружием, чем придётся. При Бондаренке всегда находилась, в виде «личного холодного оружия», – железная трость длиной около метра, толщиной около сантиметра, остроконечная с одного конца и с молотком и топориком с другого, нечто вроде ледоруба, эту трость подарили Бондаренке при открытии Туломской ГРЭС, которая строилась руками заключённых, на трости была памятная надпись «Тулома».

Матвеев привнёс в обычную процедуру ленинградский опыт. По его указанию и эскизу были изготовлены две берёзовые круглые дубинки, длиной 42 см, толщиной 7 см и ручкой длиной 12 см. Эти дубинки в Медвежьей Горе называли «колотушками», «вальками», «деревянными палками» и использовали для «успокоения», «усмирения» связываемых или уже связанных заключённых при малейшем поводе и без повода. Крикнул – удар, задал вопрос – удар, повернулся – удар. Колотушками наносили удары по голове, плечам, в грудь, живот, по коленям. От удара по голове двухкилограммовой колотушкой человек чаще всего терял сознание. Голову разбивали до крови, иногда проламывали черепную коробку и убивали. Ещё страшнее были удары железными тростями (по образцу первой была изготовлена вторая – гранёная, остроконечная с одного конца, с приваренным молотком с другого). От удара железной тростью молоток или лезвие топорика входили в тело, легко перебивались ключицы. Особым приёмом стало протыкание тела острым концом трости. Колотушки и трости использовались в изоляторе, по пути от изолятора в лес (конвою на каждой грузовой машине выдавалось по колотушке и трости) и, наконец, у расстрельной ямы.

Почему избивали заключённых? Избивали от страха, от боязни бунта, нападения и побега. В большинстве своём изнеможённые заключённые не могли оказывать серьёзного сопротивления. Тем более женщины, старики и больные (двоих из Соловков доставили в парализованном состоянии). Но отчаянные смельчаки всегда найдутся, кто-то из соловчан в первый же день расстрелов смог освободиться от верёвок в машине, напасть на конвоира и нанести рану при помощи утаённого ножа. Избивали, потому что была установка: бить врага на каждом шагу, применение «мер физического воздействия» разрешил ЦК ВКП(б). Избивали, потому что входили в раж, находясь в неврастеническом состоянии. Ведь каждый раз предстояло убивать десятки и сотни людей, которым даже не объявляли о бессудном приговоре. В предчувствии смерти обречённые требовали прокурора, заявляли о пытках и лживых обвинениях во время следствия, обзывали палачей гитлеровцами. Наконец, избивали («глушили кадров») просто, чтобы к могильным ямам привезти тех, кто был жив, «чуть тёпленькими». Так, в Москве для доставки на Бутовский полигон использовали автозаки с заглушками, пуская газ в кузов, а в Петрозаводске применяли «галстуки» – то есть удавки, придушивали петлёй на шее. В общем, при приведении приговоров в исполнение не всегда уже было необходимо расстреливать.

В изоляторе ББК можно было разместить 200–300 или более человек для подготовки к расстрелу. Процедуру хорошо отработали. Основные действия совершались в трёх помещениях: комнате опроса и «установления самоличностей» (она же «комната вязки рук», вероятно – канцелярия изолятора), «комнате вязки ног» и в «ожидальне».

Из дежурной комнаты изолятора вызывали заключённого с вещами, спрашивали о профессии и говорили, что ведут на осмотр врачебной комиссии. Так легче было успокоить, раздеть и осмотреть человека. В «комнате вязки рук» за столом сидели начальники операции и задавали обычные вопросы по «установочным данным». После сверки данных опрашивающий произносил условную фразу: «На этап годен». Тут же двое хватали заключённого за руки и резко выворачивали их назад. Третий немедленно начинал жёстко связывать руки. Поскольку никакой медосмотр и этап не предполагал выкручивания и связывания рук, люди кричали не только от боли, но и просили объяснений, спрашивали: «Зачем вяжете?». Сидящий за столом доставал колотушку, просил подвести заключённого поближе и со всей силы ударял по голове. В случае крика один из чекистов хватал заключённого за горло и душил до прекращения крика. В случае попыток сопротивления при связывании на заключенного набрасывались все, кто был в комнате, и избивали до потери сознания чем попало. Забитых насмерть выносили в уборную (разбитые головы обвязывали тряпками). В этой же «комнате вязки рук» отбирались деньги, часы, другие ценные вещи и складывались в ящик начальственного стола. Затем заключённого выводили или тащили в следующую комнату. Здесь снимали оставшуюся верхнюю одежду, то есть раздевали до нижнего белья, и связывали ноги. Ноги связывались, очевидно, настолько, чтобы можно было делать крохотные шажки. Подготовленных таким образом усаживали или укладывали в «ожидальне». Когда набиралось 50–60 человек, конвоиры начинали грузить (носить на плечах) в кузов каждой грузовой машины по 25–30 человек.

В кузове были скамейки, но усаживали на них редко – на тряской ухабистой дороге связанным сидеть было трудно, они сползали, что крайне раздражало конвоиров. Обычно в кузове всех укладывали. В каждую машину усаживался конвой – по четыре человека и проводник с собакой. Перед выездом заключённым демонстрировали колотушки и железные трости для острастки. Хотя обычно они молчали даже при избиениях, кто от потери сознания, кто от страха. Караван из грузовых и замыкавшей их легковой машины выезжал из ворот изолятора. Никого из заключенных не имели права вернуть обратно в изолятор. «Однажды в пути следования грузовая машина с людьми испортилась и встала в деревне Пиндуши. В это время один из осужденных стал кричать, что могла услышать проходившая публика. Для того чтобы не расконспирировать нашу работу, нужно было принять соответствующие меры, но стрелять в машине не было никакой возможности, завязать полотенцем рот также нельзя было, так как арестованные лежали сплошным покровом на дне кузова, и я, чтобы усмирить кричавшего осужденного, железной тростью как холодным оружием проколол осужденного насквозь, тем самым прекратил крик».

Команда, работавшая в лесу, загодя выкапывала большие глубокие ямы в лёгком песчаном грунте. Подле ям разводили костры – для обогрева конвоя и освещения места в ночное время. Приезжали машины, их подавали к ямам. Расстреливали непосредственно в яме. В ямах работали Матвеев, Алафер, Бондаренко и Шондыш. «Культурное» объяснение Матвеевым процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера арестованного стреляли». Но так можно было бы поступить со здоровыми и загипнотизированными людьми. На деле было иначе. Заключённых подносили или подтаскивали к яме. В это время не все из них даже подавали признаки жизни. Тех, кто казался ещё бодрым или что-то говорил, били по голове колотушкой. Особо ненавистных избивали чем попало и сколько хватало сил. Подавали на дно ямы. Там укладывали половчее и стреляли в упор в голову.

По завершении расстрелов машины отправлялись обратно. И так за ночь делали несколько рейсов. С последним рейсом отвозили убитых в изоляторе. Женщин возили отдельно (иногда или часто – на легковой машине). К четырем утра операцию заканчивали. Вещи расстрелянных хранились без всякого учёта в кладовой изолятора, оттуда вывозились на чердак опердивизиона и в кладовую 5-го отделения, которым руководил Бондаренко. Из вещей, оставшихся после расстрела соловчан, были сшиты два пальто и особые тужурки, в которых начальственные участники операции ездили на расстрелы.

Всё это в столице Белбалткомбината и Белбалтлага творилось почти открыто. Местное население догадывалось или даже хорошо представляло себе, чем занят 3-й отдел. А занят он был и исполнением приговоров, и перевыполнением плана по пойманным беглецам, и оформлением фальшивых дел, и передачей их на Карельскую «тройку». Поэтому уже в начале 1938 г. со стороны прокуратуры последовало указание отказаться от избиений колотушками. Весной 1938 г. начались аресты сотрудников 3-го отдела ББК (через год в Ленинграде арестовали Матвеева).

Произвели учёт вещей расстрелянных и отметили – нерасхищенное: чей-то микроскоп, чью-то готовальню, чью-то гармонь, чьи-то шинели, чьи-то ситцевые дамские платья, чей-то детский пиджачок...; выданное сотрудникам 5-го отделения (где хранились вещи): костюм, брюки, джемперы, шапки, сапоги, платье, патефон, бильярд...; сданное в финотдел ББК НКВД: деньги, кольца жёлтого и белого металла, зубы и коронки жёлтого и белого металла, икону, образок, кресты, царские монеты…

Чухин нашёл архивное дело по осуждению Матвеева, Бондаренко, Шондыша и других, из которого понял, что большой соловецкий этап расстрелян в Карелии. Обратил внимание на это дело исследователей общества «Мемориал», но не дожил до итогов поиска – трагически погиб в мае 1997 г.

Как далеко и по какой дороге возили на расстрел из Медвежьей Горы, смогли уточнить В. В. Иофе и И. А. Флиге, которые подробно ознакомились с делом.

Это место, близ старого песчаного карьера на 19-м километре дороги Медвежьегорск–Повенец, нашла 1 июля 1997 г. совместная карельско-петербургская экспедиция общества «Мемориал». По просадкам почвы насчитали на поверхности более 200 ям размытых прямоугольных очертаний. Две ямы вскрыли до обнаружения останков расстрелянных. По предложению Юрия Дмитриева место назвали по близкому урочищу, обозначенному на карте как Сандормох. Позднее написание уточнили: Сандармох.

В сентябре 1997 г. под надзором прокуратуры были полностью вскрыты ещё три ямы. На глубине более двух метров находились останки расстрелянных, расположенные упорядоченно в несколько слоёв. В одной яме насчитали 36 человек, в другой – 85... Нашли также пистолетные гильзы и пули, несколько предметов обихода. Не все черепа имели пулевые отверстия.

Началась история мемориального кладбища «Сандармох» – бывшего места расстрелов тысяч жителей Карелии, заключённых и трудпоселенцев Белбалтлага. Каждый год 5 августа, в очередную годовщину начала сталинской репрессивной операции, здесь проходят Дни памяти.

Ненайденный этап

Документы о следующей партии соловчан, как будто бы отправляемых в лагеря, но подлежащих расстрелу (шестом, по тюремной бухгалтерии, этапе), отчасти представлены в 4-м томе «Ленинградского мартиролога». К опубликованному комментарию можно прибавить ещё одно наблюдение: среди первых 96 заключённых, принятых 2 декабря 1937 г. для переправки на Кемь-пристань, большинство составляют осуждённые по протоколу Особой тройки УНКВД ЛО № 134 – их раньше осудили и раньше готовили к расстрелу, ещё по первоначально утверждённому плану. Но операция, как и в целом в стране, развивалась, был принят новый «лимит» – ещё 425 человек для Соловецкой тюрьмы. Так собралась вторая партия.

Готовя 4-й том к печати, мы пришли к выводу, что этот этап доставили в Ленинград. Предписание о приведении приговоров в исполнение выдано коменданту Ленинградского управления Поликарпову 7 декабря. Акты о расстреле датированы следующим днём и подписаны Поликарповым – всё как обычно. В таком случае, доставленных могли разместить во внутренней тюрьме НКВД (ДПЗ) на ул. Воинова. Но скорее – в отделении ДПЗ (ОДПЗ-2) на Нижегородской, 39, куда обычно привозили из областных тюрем и откуда затем выдавали для расстрела. Признаться, нам неясны или даже совсем неизвестны обычные пути приговорённых к высшей мере наказания в 1937–1938 гг. Где происходила сверка установочных данных и расстрел тех, кого привозили на Нижегородскую? Все ли расстреляны в городе? Все ли в подвале Большого дома? Куда и кого из расстрелянных потом увозили?

Прямых доказательств расстрела второй партии в Ленинграде не имеется. Тюремных карточек на соловчан нет, но на привозимых для расстрела они и не заводились. Тем более нет никаких оснований быть уверенными, что этап отвезли для расстрела в место под Токсовом, известное как Койранкангас . Составляя статистику расстрелов по дням в Ленинграде для 6-го тома «Ленинградского мартиролога», мы по-прежнему отнесли расстрел этого этапа к Ленинграду. Получилось, что на 8 декабря падает наибольшее количество расстрелянных за день – 910. Это странно, особенно для первой декады месяца. Правда, и ситуация необычная, и ясно, что этап расстреливали не в один, а в три дня (8–10 декабря).

Нет доказательств и того, что этап до Ленинграда не доехал. Но смущает документ, который, возможно, имеет к нашей истории не меньшее отношение, чем удостоверение, выданное капитану Матвееву. 1 декабря 1937 г. зам. начальника УНКВД ЛО Состэ подписал идентичное по форме удостоверение: «Выдано Младшему Лейтенанту Государственной безопасности т. Шалыгину П. Д. в том, что он действительно командирован в район Лодейнопольского лагерного пункта ОМЗ УНКВД ЛО – для выполнения специального поручения УНКВД ЛО» . Можно предположить, что помощник коменданта УНКВД ЛО Поликарпова Шалыгин поехал осматривать место для расстрела понадёжнее Медвежьей Горы. Лодейное Поле – столица только что расформированного Свирлага; к июлю 1937 г. лагерь опустел, заключённые убыли. Центральный лагпункт вместе с изолятором осенью 1937 г. передан Отделу мест заключения Ленинградского управления НКВД, то есть, стал «своим» подразделением. От Ленинграда и далеко и близко, ехать недолго. Расстрелы в Лодейном Поле нечасто, но бывали. Шалыгин мог выехать, подготовить место, вернуться в Ленинград и, получив от Поликарпова предписание, через несколько часов приступить к приведению приговоров в исполнение в Лодейном Поле. Однако пытаться найти место расстрелов близ Лодейного Поля кажется задачей совсем неразрешимой. Война здесь всё смела. А местность, которую можно определить как место отдельных расстрелов более раннего времени, впоследствии отошла под заводскую строительную площадку.

Следующим предметом для размышлений стали маршруты конвоев 225-го конвойного полка (часть архива полка нашлась в Российском государственном военном архиве). На полях этапного списка второй партии соловчан слабо прочитываются три фамилии. Как выяснилось, это командир полуроты пулеметной роты 2-го стрелкового батальона А. С. Подгорный, командир 2-го взвода К. Л. Левин и командир отделения 2-го взвода той же полуроты В. И. Бударин.

Сопоставим известные нам даты: 10 ноября 1937 г. Матвеев представил рапорт о расстрелах в районе Медвежьей Горы. 10 и 25 ноября 1937 г. Особая тройка УНКВД ЛО утвердила протоколы по второй партии соловчан.

28 ноября 1937 г. Заковский подписал отношение начальнику Соловецкой тюрьмы Апетеру: «Направляем копии протоколов за №№ 134, 198 и 199 от 10 и 25 ноября 1937 г. с решениями Особой Тройки УНКВД ЛО по представленным Вами материалам в порядке директивы НКВД. ВСЕГО – на 509 человек. Немедленно приготовьте всех 509 человек осуждённых – к сдаче Начальнику Конвоя – майору тов. ФРИНОВСКОМУ. О дне отправки вагонов из Ленинграда, Вам будет сообщено телеграммой». На полях документа – роспись зам. начальника 10-го (тюремного отдела) ГУГБ НКВД СССР Антонова-Грицюка (далее в тексте – Антонов; бывший наркомвнудел Кабардино-Балкарии заступил в новую должность 23 октября 1937 г.; групповые справки по делам к протоколу № 134 подписаны соловецким оперуполномоченным К. П. Шилиным 26 октября.)

29 ноября 1937 г. в командировку «по сопровождению заключённых» отправились 32 человека пулемётной полуроты 225-го конвойного полка под командованием нач. конвоя лейтенанта Подгорного. Однако направлены они не в Кемь, а на станцию Надвойцы. Надвойцы – бывшая «столица» Белбалткомбината, посёлок на полпути от Кеми до Медвежьей Горы.

1 декабря 1937 г. Шалыгин получил удостоверение на командировку «в район Лодейнопольского лагерного пункта». 1 декабря 1937 г. выехал командир 225-го полка Фриновский. Цель командировки: «ст. Соловецкие Острова» 1 декабря 1937 г. «по сопровождению заключённых» в Кемь направлен старшина пулемётной полуроты Корсаков. 1 декабря 1937 г. туда же направлены 16 человек 51-го железнодорожного полка (нач. конвоя комвзвода Пимкин). Можно предположить, что Шалыгин, Фриновский и конвоиры из Ленинграда выехали одной группой. 2–3 декабря 1937 г. вторая партия заключённых переправлена из Соловков на Кемь-пристань. Зима была очень тёплой, навигация завершалась поздно. 8–10 декабря состоялись расстрелы (два акта датированы 10 декабря, остальные – 8 декабря, но есть основания полагать, что 288 человек расстреляны 9 декабря). Дата возвращения в Ленинград Шалыгина нам неизвестна. Зато известно, что Подгорный и с ним 23 человека из его команды (около половины всех конвоиров) вернулись 9 декабря. Фриновский и остальные конвоиры вернулись 10 декабря. Так быстро можно было вернуться скорее из Лодейного Поля, чем из Надвойц. То есть, вернулись частями, на следующий день после расстрелов 8 и 9 декабря. Запомним, что Надвойцы, как и Лодейное Поле, каким-то образом связаны с историей соловецких расстрелов. То ли там принимали этап для расстрела, то ли это был промежуточный пункт следования. Может быть, именно в этом месте произведена разбивка заключённых, отмеченная на этапном списке номерами вагонов и тремя фамилиями конвойных командиров.

References

https://www.google.co.jp/maps/@62.888,34.677,471m/data=!3m1!1e3Kareliya Republits, Russia, 186323

Coordinats (approx.) 62.888, 34.6797

https://en.wikipedia.org/wiki/Sandarmokh

https://ru.wikipedia.org/wiki/Сандармох

https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Сандормох6.jpg

2012.10.21. http://dima-mixailov-archiv.blogspot.jp/2012/10/blog-post_21.html воскресенье, 21 октября 2012 г. А.Я.Разумов. Скорбный путь соловецких этапов.