File:Sidorov6f1e.jpg

Сидоров Денис Владимирович (Denis Sidorov) ^[1]

Original filename: http://www.mk.ru/upload/entities/2017/05/24/articlesImages/image/ff/13/f4/88/c6e7cae45f8b2029a05927647b8a6f1e.jpg

Description

http://www.mk.ru/social/2017/05/24/cotni-rossiyskikh-voennoplennykh-na-ukraine-okazalis-nichimi.html Екатерина Сажнева. Cотни российских военнопленных на Украине оказались «ничьими». Застрявшие на чужой войне.

Их точное число не знает никто. Даже они сами. О том, что они все-таки существуют, официально не подтвердят ни в Украине, ни в России. Очередной этап переговоров в Минске в середине мая никак не прояснил их дальнейшее положение и правовой статус.

Сегодня на Украине в местах лишения свободы находятся порядка тысячи военнопленных с Донбасса. Среди них как граждане ДНР и ЛНР, так и россияне — добровольцы, поехавшие когда-то защищать Русский мир и надолго застрявшие на чужой войне.

Этим людям удалось связаться с «МК» — они хотят заявить о себе и начать отстаивать свои права. Другого выхода у них просто нет. Больше они никому не нужны.

Cотни российских военнопленных на Украине оказались «ничьими» Фото: VK.COM / Война за Донбасс

«Все военнопленные находятся в разных тюрьмах и СИЗО Украины, но они смогли объединиться даже на расстоянии, чтобы бороться за свою свободу. Терять им все равно нечего — некоторые уже получили реальные большие сроки, — говорит Андрей Седлов (движение «Новороссия»). — Самое главное — то, что их не хотят признавать военнопленными, в отношении этих людей полностью игнорируется Женевская конвенция, ее второй дополнительный протокол, так как Украина отрицала и по-прежнему отрицает, что на ее территории ведется гражданская война… Поэтому с ними могут поступать как угодно, не церемониться, международные правозащитные организации доступа к ним не имеют».

Распечатанный на принтере белый листок бумаги. Привет «оттуда». Ряд фамилий, часть из которых — русские, часть — украинские; только фамилии, без имен, званий, наспех: Гармаш, Бабич, Губик, Слитенко, Евтухов, Близниченко, Резников… Далее по списку.

«Обращение Союза военнопленных и политзаключенных Донбасса.

Мы, представители Союза военнопленных и политзаключенных Донбасса, хотим официально обратиться к гуманитарной группе по вопросам обмена военнопленных и поиска пропавших без вести в рамках Минских соглашений со следующими предложениями для организации поэтапного обмена «всех на всех». От своего имени настоятельно просим внести в списки первоочередного обмена следующие категории лиц: военнопленных, состояние здоровья которых критическое и существует угроза их жизни, пожилых людей старше 60 лет, тех заключенных, кто был захвачен в бой свыше двух лет назад и прошел через жестокие пытки…»

фото: Из личного архива ДНР — в разведке.

Ничей боец

36-летний москвич Денис Сидоров — пожалуй, самый известный на Украине российский доброволец, оказавшийся в плену. Правда, на той стороне его презрительно называют «сепаром» (сепаратистом).

«О том, что мой муж попал в плен, мне сообщил украинский следователь. Он связался со мной через страницу в социальной сети, написал, что нужно подтверждение, что это именно Денис, так как никаких документов у мужа при себе не было», — Кристина Сидорова борется за свободу супруга уже почти год. С сентября 2016-го. А не видела его почти два — с тех пор, как в 2015-м он уехал на Донбасс.

— Вы сразу поверили, что это следователь вам написал? — спрашиваю я девушку.

— Если честно, то сначала нет. Только когда он прислал снимки, где Денис — с простреленной ногой (а это в последнем бою случилось), я отослала туда ксерокопию его паспорта. На этом настаивала украинская сторона. Возможно, этого не следовало делать, но меня убедили, что иначе Денис не попадет в списки по обмену, если его личность не будет официально установлена. Мне пообещали, что он скоро вернется…

После того как о захвате бойца стало известно, власти ДНР заявили, что Денис Сидоров вообще не имеет к ним никакого отношения. В подразделении, где Денис служил, его тут же вывели за штат.

Обычная практика «слива». Не знаем такого — и все тут. Так повелось еще со времен Великой Отечественной: попал к врагу — лучше бы погиб, никто впрягаться за твое освобождение не станет.

Бывший полицейский, ныне юрист, в юности Денис прошел через Чечню. Семья его поступок — поехать воевать за Русский мир на Украину — не поняла и не приняла: молодая жена, растет сын — зачем все это вообще было нужно?! Но, как многие из тех, кто в первый год помчался добровольцем воевать на Донбасс, Денис тоже попался в ловушку добра и справедливости.

«Муж разведчиком был, иногда подолгу не выходил на связь, так что я не поднимала панику заранее, зря не волновалась», — переживает жена Кристина.

Восьмого сентября, в районе Широкой Балки, Денис Сидоров, разведчик 3-го ОМСБР, был ранен в ногу и захвачен военнослужащими ВСУ. С его семьей спецслужбы Украины связались уже девятого — оперативно сработали, что и говорить.

«Российский наемник оказался ничейным» — а это уже новости из украинских газет: после того как командование отреклось от своего бойца, Дениса так и не включили в списки по обмену. Зато пропиарили по полной. «Впрочем, это все равно бы не помогло, обменов нет уже больше года», — разводит руками Андрей Седлов (движение «Новороссия»).

А на «гражданке» — свои проблемы. Кристине пришлось подавать заявление в полицию по месту жительства, что ее муж якобы исчез, на территории России по этому поводу завели разыскное дело — почему-то нельзя было сразу честно написать, что он в ДНР, приходилось что-то придумывать, и все ради того, чтобы Дениса хотя бы начали искать официально.

Сейчас, когда молодая женщина уже прошла все бюрократические круги ада разных инстанций, она больше не рассчитывает ни на чью помощь. Последняя отписка пришла из Министерства иностранных дел, где сказано, что ее обращение в МИД России с просьбой помочь в установлении местонахождении супруга рассматривается и о результатах будет сообщено дополнительно.

Этого почему-то не знает наш МИД, но мы-то знаем, что Дениса Сидорова на Украине уже осудили, и он получил 12 лет строгого режима. Что в начале июня он ждет апелляции в Киеве, но надежды на смягчение приговора особо нет.

Сейчас по украинским СИЗО разъезжают некие люди, которые уговаривают пленных не мытьем, так катаньем подписывать документы, будто они сами добровольно отказываются возвращаться на родину. Что все как один хотят продолжить отбывать наказание в Незалежной. Если осужденные это подписывают, то их обещают выпустить побыстрее.

Многие потеряли надежду и соглашаются на все. Последний обмен «всех на всех» состоялся еще в начале 2016-го. На очередном «Минске» о судьбе военнопленных говорили в последнюю очередь…

фото: Из личного архива Денис Сидоров с женой Кристиной.

Ничья вина

Я сижу в штабе движения «Новороссия» и молча вглядываюсь в экран монитора. Жду ответа. Со мной на связи — Максим Гармаш, тоже военнопленный, один из тех, кто борется сейчас за свои права. Именно он создал Союз военнопленных Донбасса. В СИЗО, где он сидит, есть Интернет. Но не факт, что связь не прервется в любую секунду, поэтому мы оба спешим переговорить о главном — я и Максим.

— Я военнопленный Гармаш Максим, нахожусь в СИЗО №3 города Днепропетровска, Украина, — четко рапортует парень. — Был задержан в Харькове в конце лета 2015 года, когда приехал туда забирать свою семью, мне подбросили гранаты. Сломать морально и физически меня не смогли. Вменили статью 110, ч. 1, и статью 263, ч. 1, которую позже переквалифицировали на статью 110, ч. 2, 260, ч. 2, и 263, ч. 1, УК Украины.

— То есть «посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины», а также «участие в создании незаконных военизированных формирований». Ну и до кучи — «незаконное обращение с оружием», так? — спрашиваю его.

— У суда не было прямых доказательств того, что я ополченец, но меня пытали, при пытках разбили голову в затылочной части и написали, что это боевое ранение… Я не соглашался на чистосердечное признание и не пошел на сделку со следствием.

— Как же они узнали, что вы действительно с Донбасса?

— Меня предали, не хочу пока обобщать, освобожусь и расскажу. С первых же дней ареста ребята в Донецке делали все возможное, чтобы меня подали на обмен. Но это было бесполезно.

Прочувствовав на себе, что это, я понял, что нужно что-то делать, чтобы вытащить таких ребят, как я, потому что политики решают свои проблемы ценой наших жизней. Мы собираем списки, чтобы ни один из нас не пропал, а они нами торгуют, как уголовниками, и никто ничего не делает. Сам процесс тормозит Киев. 28 апреля этого года наши матери выехали для верификации «отказников» (то есть для проверки тех, кто якобы не хочет возвращаться из украинских тюрем на родину, в Россию и ДНР. — Авт.) — мне пошли упреки, что матерей привезли досрочно, что не предоставляют доступ к «отказникам», что «отказников» заставляют отказываться… Короче, много чего писали — и мало правды. Поэтому я решил создать союз, а ребята и их семьи меня поддержали. Находясь здесь, мы на самом деле видим, кто и как способствует нашему освобождению, кто вообще им занимается. Мы будем отстаивать наши права.

— А как же вы смогли объединиться? Ведь все сидят по разным тюрьмам…

— Есть средства связи — с вами же я общаюсь. Также работаем с нашими волонтерами, просим помощи с продуктами — как-то так.

— Много ли россиян, граждан РФ, среди военнопленных?

— Последнего привезли в пятницу: попал в плен, ранен, пулевое ранение ноги, началась гангрена, операцию ему не сделали.

Вообще среди военнопленных граждан РФ достаточно. Связь в основном есть у всех, но за нее нужно платить.

— Вы держитесь вместе?

— Нет, нас сажают с украинскими военными, а это постоянные конфликты. Но что мы можем? Решает администрация. Кто-то ломается, кто-то ставит сокамерников на место. Это нормально. Это тюрьма.

— Максим, а кем вы себя чувствуете здесь? Нет ощущения, что вас тоже предали?

— Я не сдаюсь. И сам родину не предаю. Моя родина — Донбасс, не Украина, а Русь.

— Как вы думаете: зачем нужен Союз военнопленных? И будет ли открытое противодействие вам со стороны Украины?

— Ребятам нужен статус. Политики этим заниматься не хотят. Я не думаю, что со стороны Украины будут проблемы. Им не до нас сейчас. Рад общению. Если еще будут вопросы, обращайтесь.

Послевоенный Донбасс. Фото: VK.COM / Война за Донбасс

Ничья война

«Мы с ребятами на связи в Интернете каждую ночь. Правда, сейчас с этим похуже стало: соцсети же Украина отключила, переписываться стало сложнее», — разводят руками в движении «Новороссия» (Андрей Седлов является сейчас официальным уполномоченным Союза военнопленных Донбасса в России).

[email protected] — родственники тех, кто пропал на Донбассе и, возможно, находится в плену, могут писать на этот адрес, чтобы им помогли сориентироваться и найти их близких.

Добровольцев бывших не бывает: те, кто вернулся домой, отчаянно пытаются сегодня помочь тем, кто еще там. «Родные подчас не знают, где кто сидит, мечутся, теряют время, иногда до года и даже больше, прежде чем понимают, где нужно искать и как пытаться освободить», — рассказывает доброволец Дмитрий Данилов (движение «Новороссия»).

На Украине у России сейчас нет даже своего посла, чтобы мобильно решать эти проблемы.

Поэтому «утопающие» — военнопленные и политзаключенные — спасают себя сами. Они просто вынуждены выходить из тени. «Списки на обмен обновляются постоянно, но что толку, если обмена давно уже нет?» — разводят руками ребята.

При этом украинцев, бойцов ВСУ, на Донбассе сидит в разы меньше — всего-то около 100 человек. Но так как те являются официальными военнослужащими, то на них Женевская конвенция как раз распространяется. В отличие от обычных гражданских, которые взяли в руки оружие, чтобы просто защитить свою землю.

Нет, не станут сейчас менять «всех на всех» — как было пафосно заявлено в Минске: это ведь означает 100 на 1000. 100 — военнослужащие ВСУ, 1000 — ополченцы и добровольцы. Плохая арифметика. Украина на такое не пойдет. Ей это не нужно. А нам?..

Еще в 2014 году на Донбассе стала модной профессия переговорщика, то есть того, кто договаривается об условиях обмена и ведет пленных до самого конца. Первых бойцов, как известно, обменивали еще на поле боя. Сначала — за так, потом — за деньги. Не так уж и дорого, если постараться, — пару тысяч долларов за голову. Могли брать и натурпродуктом — автомобилями например. Процесс происходил мобильно и был более-менее понятен. «Иногда даже командиры звонили друг другу после боя, чтобы сверить списки и быстро провести рокировку своих», — помнится, рассказывали мне в ДНР и ЛНР.

Теперь этого нет. Все бюрократизировано до предела. Официально обменом военнопленных занимается на Донбассе омбудсмен Дарья Морозова. Еще была Лилия Радионова, которая в первые годы войны возглавляла Комиссию по делам военнопленных. Работали тогда без денег, оргтехники, ручки и карандаши приносили из дома — все на чистом энтузиазме. Каменный век, но работа кипела.

«Со временем в деятельность комиссии вмешались власти — кого-то требовалось внести в список дополнительно или исключить из обмена, — рассказывала Лилия «МК». — Потом наш немногочисленный штат вошел в состав министерства обороны ДНР, и больше никакие вопросы самостоятельно мы не решали».

Лилия Радионова была названа врагом непризнанных республик после того, как передала фамилии русских добровольцев, также находящихся в плену, Москве. Ее обвинили в шпионаже в пользу… России! Женщине пришлось бежать. «Я и предположить не могла, что эти сведения могут составлять государственную тайну, — наоборот, хотела как лучше», — недоумевает она.

Но это все было на первых этапах войны. Ныне большинство находящихся в украинских тюрьмах — в Мариуполе, Харькове, Киеве… — уже открыто названы уголовниками. Часть «участников незаконных вооруженных формирований» осуждена, часть ждет своей участи.

Как говорят, есть и еще одна важная причина, почему украинцы специально не хотят выходить с инициативой обмена «всех на всех», на чем настаивают Москва и Минск: их цель — дотянуть всех осужденных до Гааги, чтобы там их судили как военных преступников.

Вот ведь как интересно: войны нет, а преступники — есть…

Екатерина Сажнева

References